Хочешь оценить мастерство врача – спроси об учителях. С величайшим уважением повествуя о выдающихся хирургах нашего времени, сыгравших в его судьбе важную роль, профессор Сергей Васильевич Сидоров о собственных заслугах говорит скромно. Это лишь возвышает таланты одного из лучших российских онкологов-маммологов и пластических хирургов, который помогает женщинам начать новую жизнь.
Традиционный вопрос: как стали врачом?
Мама мечтала, чтобы кто-то из двух её сыновей стал врачом. Старший брат пошел по другой стезе, медицина досталась мне. Да и лучший друг решил поступать в медицинский институт, я последовал его примеру.
Но онкология – почему выбор в её пользу?
После института и интернатуры по хирургии, врачи выбирали узкую специализацию: кто-то становился урологом, кто-то травматологом, другой анестезиологом, лор-врачом… Онкология привлекла меня на 5 курсе – тогда мы студентами попали в облдиспансер, где встретили совершенно иные объёмы операций, нежели видели ранее. Габриэль Людвигович Такач, вёл нашу группу и был доцентом курса онкологии при кафедре госпитальной хирургии, показал, какие огромные опухоли можно удалять. Это меня поразило. Когда получил допуск к самостоятельному выполнению операций, освободилось место в онкологическом отделении. Пошёл туда без раздумий.
А откуда у Вас такой внушительный общий хирургический опыт?
Если несколько раз выполнить радикальную операцию на желудке, которая включает удаление зон возможного метастазирования, когда объём вмешательства намного больший, чем в общей хирургии – не будет страшно ни аппендикс удалить, ни любую другую операцию сделать.
Так, я в начале своего пути семь лет дежурил в экстренной хирургии, приходилось выполнять травматологические операции. Два раза ушивал ранения сердца – пациенты выписались из стационара.
Ваше имя – величина в мире российской медицины. Расскажите, как стали тем, кто Вы есть – онкологом-маммологом, пластическим хирургом.
С 1984 по 1986 год прошёл клиническую ординатуру в Москве, во Всесоюзном онкологическом научном центре Академии медицинских наук СССР. В центре два года ежедневно ассистировал в операционной отделения абдоминальной онкологии под руководством выдающегося хирурга, докторо медицинских наук, научного сотрудника отделения абдоминальной онкологии Юрия Ивановича Патютко. Всё это время я не представлял себя без большой хирургии.
Выполнял операции на толстой кишке, на желудке с резекцией пищевода.
В 1986 году поступил ординатором в 1 городскую клиническую больницу, ассистировал Константину Викторовичу Вардосанидзе. Его тоже считаю своим учителем, это был хирург огромной величины, человек энциклопедических знаний. Он укрепил мою веру в онкологию: будучи сторонником разумной агрессивной хирургии, выполнял уникальные операции! В ситуациях, где другие не решились оперировать, он выполнял радикальные операции, давая пациенту шанс на полноценную жизнь.
В 1988 году, в Новосибирске открывается первое в Советском союзе онкохирургическое отделение опухолей молочных желёз. И Константин Викторович рекомендует меня на должность заведующего… Сначала я, конечно, не согласился, так как моей мечтой была «большая» хирургия.
Почему – разве такая хирургия казалась несерьёзной?
Понимаете, с одной стороны назрела острая необходимость в создании такого отделения – заболеваемость раком молочной железы росла, а в отделении общей онкологии, где мы оперировали и желудки, и толстую кишку, и щитовидную железу, и всё мягкотканые опухоли, невозможно было справиться с потоком больных раком молочных желез.
С другой стороны, мне не хотелось удалять только молочные железы.
Но Константин Викторович, мудрый человек, меня не торопил. Предложил второй раз, третий. Спросил, что именно меня смущает. Я повторял, что хочу оперировать в брюшной полости и другая работа мне не к душе. Он говорит: «Так в чём проблема, два корпуса рядом, приходи и оперируй в свободное время!». Я удивился: «А что, так можно?». И согласился!
С этого момента и зародилась любовь к маммологии?
Нет! К этому я шёл через тернии. В новом отделении нас было четыре хирурга, за операционным столом приходилось стоять по 9 часов ежедневно, и лишь через полгода интенсивного труда мы сумели разгрузить очередь. Люди после лучевой терапии уже не стояли в очереди по два месяца перед операцией, и я понял: какое тут уж свободное время, какие операции на брюшной полости? Для этого просто не было времени.
И я принял решение – либо я сейчас же возвращаюсь в отделение общей онкологии обычным хирургом, чтобы выполнять абдоминальные операции, либо делаю кое-что совершенно необычное.
Судя по вашей карьере, это «необычное» Вы и сделали. Но что же именно?
Я вспомнил, как ещё в клинической ординатуре был на утреннем врачебном собрании, которое проводил академик Николай Николаевич Блохин. И вот он приглашает на сцену Евгения Никитича Малыгина, тогда старшего научного сотрудника отделения реабилитации, который продемонстрировал пациенток с реконструкцией молочной железы.
До этого мы видели только рубец на грудной стенке после удаления молочной железы. Некоторые женщины после такой операции даже перед доктором стесняются раздеваться – так страдают от своего физического ущерба. А те четыре пациентки с гордостью разделись при зале в 300 врачей! Вместо рубцов мы увидели прекрасные молочные железы, восстановленные разными способами – и собственными тканями, и с использованием эспандеров и имплантатов. Это был шок, революция, победа! Зал научных работников, хирургов не сдерживая эмоций, аплодировали стоя!
И Вы решили этим заняться?
Именно. Евгения Никитича Малыгин являлся пионером в этом направлении в СССР, до него никто такого не делал. И вот с 90 года я три года постоянно летал к нему в Москву. На реконструктивных операциях я получил очень большой опыт.
А как пришли к научной работе?
Евгений Никитич предложил заняться научной работой. Я ему – зачем, практика важнее! Я ведь действительно поражён всем происходящим был, восстановление мне казалось верхом хирургического совершенства в онкологии (по сей день так считаю). Но сумел он меня убедить, научная работа касалась восстановительных операций на молочной железе с использование имплантатов по методике «кармана» и «чемоданной ручки».
Материал сложно было собирать?
Приходилось делать это в Москве, для Сибири имплантанты были редкостью. Я сам их сюда привозил, несколько операций проводил самостоятельно. А остальное всё – в столице.
В 1993 году защитил кандидатскую, а 5 марта 1998 года – докторскую диссертацию, первую в Новосибирске по специальности «онкология». По докторской уже здесь работал – к тому времени реконструктивное направление в нашем городе мощно развилось, мы научились делать полное восстановление молочной железы с соском и ареолой, несколько методик были предложены мной. Работали, в основном, с собственными тканями, реже с эспандерами и имплантатами. Сейчас их гораздо чаще используем, поскольку систематизировали показания к каждому виду реконструкции.
И какие это показания?
Мы стараемся предлагать пациенту на выбор несколько вариантов восстановления: собственными тканями, с использованием экспандеров и имплантатов.
Расскажите о своих авторских разработках, которые применяете.
Например, у нас в отделении разработана собственная методика реконструкции сосково-альвеолярного комплекса собственными тканями.
Относительно новое направление – онкопластические резекции: если в других онкологических учреждениях пациентке предлагают удалить молочную железу, мы можем её сохранить, соблюдая все онкологические принципы. Часто, когда железа изначально небольшая, можем оперировать пациентку, оставив ей грудь. Нам не понадобятся дополнительные алломатериалы, к которым также относятся имплантаты, мы будем использовать технику перемещения тканей. Подобные органосохраняющие операции выполняют – в Краснодаре, Ростове-на-Дону и Москве. Мы выполняем онкопластические операции уже 3 года с хорошими результатами.
Всё это реально делать на базе «Клинике Пасман»?
Да. Далеко не все пациенты готовы ложиться в специализированное онкологическое отделение – многие хотят лечиться хирургически в частной клинике, тем более с такой блестящей репутацией и отличным техническим оснащением, как «Клиника Пасман». Тут есть все условия: до мелочей соблюдены детали, комфорт на высоте, безусловная деликатность и повышенное внимание.
Много общаетесь с иностранными коллегами? Можете сравнить их и нас?
Ещё в 99 году к нам для обмена опытом приезжали итальянцы – доктор Джино Риготти и доктор Алесандро Марчи, сегодня они ведущие пластические хирурги Европы. Мы с ним оперировали на параллельных столах. Постоянно ездим в разные страны, участвуем в международных конгрессах.
«Клиника Пасман» снабжена передовым инструментарием, наркозными аппаратами последнего поколения. Работаем с лучшими материалами – имплантатами американской фирмы Mentor.
Вам интереснее работать с онкобольными или заниматься эстетикой?
Даже онкологическим пациентам часто приходится выполнять эстетические операции. Ведь женщина всегда остаётся женщиной, стремится к совершенству. Сейчас поясню.
Например, удалили молочную железу и восстановили грудь из собственных тканей. А вторая молочная железа имеет птоз – опущение, получается, что она выглядит эстетически хуже, чем восстановленная. Пациентка желает симметрии. Тогда мы проводим второй этап хирургического вмешательства на здоровой молочной железе: выполняем редукционную маммопластику (уменьшение) или мастопексию (подтяжку).
Или другой пример: удалили молочную железу и установили экспандер, чтобы растянуть ткани над имплантатом, затем заменяем экспандер на постоянный имплантат. А пациентка желает большую грудь, для этого на втором этапе выполняем аугментационную (увеличивающую) маммопластику здоровой молочной железы.
Первый и второй этапы операции можно объединить?
А если наоборот – и мастэктомия уже выполнена, стоит выполнить реконструкцию и другие эстетические операции на моложной железе?
Это можно делать и отсроченно. У меня есть пациентки, которым удалили молочные железы годы, а то и десятилетия назад. Мы восстановить женскую красоту, избавляем женщину от рубцов и комплексов и дарим ей уверенность в жизни.
Потеря груди – действительно такая страшная проблема?
Есть статистика: 22,4% пар распадается после потери женщиной молочной железы. Это почти четверть семей. Муж уходит – и необязательно потому, что он плохой человек, просто не каждый мужчина может перенести психологически и физически данный дефект. Это большая социальная проблема, и полное восстановление молочной железы позволяет её решить.
Да и редкая женщина без молочной железы испытывают психологический дискомфорт, находясь в обществе. Сделав реконструктивную операцию, женщина уверенно возвращается на работу, ведет активный образ жизни, не стесняясь находиться на пляже, в бане и с удовольствием надевает красивое платье для вечера.
Спасибо Вам!
