Почему пошли в медицину – это был выбор семьи, детская мечта или осознанный расчёт?
Я первый и единственный медик в семье, но попала в профессию не случайно. Детство было наполнено грёзами о романтике врачебного дела: быть нужным, спасать жизни – вот это вот всё. Родители поддерживали те юные мечты, белый халат для них – символ высшего предназначения и гарант уважения.
И да, мне сразу хотелось быть
акушером-гинекологом. Почему? Ну тут уже не такая возвышенная история (смеётся). В те времена многое было по блату – такая эпоха. И старшая сестра всё приговаривала: «Хорошо бы в семье был акушер-гинеколог, для женщин самый важный врач!».
В итоге я вообще в хирургию ушла, а тогда и помыслить о таком не могла. Думала, что хирурги – избранные люди, высшая каста. Была уверена, что без известной фамилии не пробиться, а я ведь из обычной семьи.
Но вам удалось стать одной из лучших, теперь фамилия Швайко – знак качества проведённой операции. Расскажите про профессиональный путь – он у вас интересный.
Начать следует с Новосибирского медицинского института, поступила с третьего раза. Я тогда большого самомнения была – казалось, что знаю всё, в школе лучшая ученица. А тут провалилась раз, два… Было стыдно – встречаешь одноклассников, все троечники учатся в институтах, а ты, отличница, не поступила.
Поняла, что надо трудиться ещё больше, на максимум, который сама от себя не ожидаешь. Разрешила себе ещё одну попытку… и всё получилось!
А ведь я уже начала работать у сестры на текстильной фабрике. И если бы жизнь сложилась иначе, отправилась бы в институт лёгкой промышленности, была бы технологом – тоже, может, с известной фамилией. Я такой человек, что любым делом займусь и найду в нём себя.
Но в итоге нашли вы себя в хирургии?
Не сразу. Первое место работы – в Искитиме, мы туда приехали три девочки по распределению, совсем без опыта. На нас глянули: «Эта крепенькая – её в гинекологию, эта здоровенькая – её в роддом. А эту (меня то есть) – в патологию беременных, она маленькая, ей только воду пациенткам носить». Я и правда – рост 156 сантиметров, вес 49 килограммов.
Неужели комплекция для врача так важна?
Конечно. Потом-то я себя показала: начались дежурства и пошли слухи, что девочка-то может работать, выносливая, сильнее многих. Замглавврача меня увидела в деле и к себе забрала – так я 3 года отработала в акушерстве. Очень интересно. Ночью вызывали, если какой-то случай – даже хоть просто дополнительные руки требовались. Так это нравилось – что ты значимый, ты нужен людям.
А с пациентками до курьёзов доходило. Придёшь на обход, там большие палаты – всех посмотришь, переговоришь. Идёшь к выходу, а в спину: «Эй, а доктор-то когда придёт?». Не принимали меня за врача (смеётся).
Но в акушерстве вы не остались. Почему?
Работу акушера обожала. Вернувшись в Новосибирск, была настроена работать в родильном доме. Пошла в роддом №4 – там главврач посмотрел, что я маленькая, щуплая… Не взял. В женской консультации мест не оказалась. Тогда решила в гинекологическую больницу №2 податься – а это больница скорой помощи, там хирургии 50 % экстренной, 50 % плановой. Настоящая гинекологическая работа! Там-то и начался мой уверенный путь в хирургию. Меня заметили – быстро начала оперировать самостоятельно.
Помните первые операции?
Скорее всего, это были вмешательства по поводу внематочных беременностей. Точно помню, что всегда готовилась, читала много. Так было принято: утром идёшь, ассистент кафедры остановит, спросит ход операции, все детали. Стыдно было чего-то не знать.
До сих пор привычка осталась: я в профессии 30 лет, а перед каждой операцией мысленно собираюсь, готовлюсь, предполагаю все шаги, отрабатываю сценарии. Если операция предстоит редкая, то знакомлюсь с практикой российских и зарубежных докторов – узнаю, как они её делают. Собираю информацию об осложнениях – они у нас редко встречаются, но знать о них необходимо, чтобы работать на предотвращение.
Хорошие учителя у вас были, раз такие полезные привычки остались!
Прекрасные наставники! Это их школа, их заслуга. Шесть лет я с ними отработала и не ушла бы, если б к этому времени в городе не появились лапароскопические операции, а это направление в гинекологической больнице №2 тогда было сложно развивать по финансовым причинам.
Узнала, что в городской клинической больнице № 25 открылось отделение малоинвазивной хирургии и гинекологии. Молодой, энергичный коллектив, энтузиасты своего дела. Ездили, учились, читали, экспериментировали – всё на пустом месте, с нуля
лапароскопию развивали. Начали работать – и всё пошло!
Как вообще было начинать? Вы же одни из первых в России и уж точно первые в Сибири.
Нас обучали, конечно: посылали на двухнедельные курсы. Правда, никто там не давал пробовать. Было так: постоял за спиной хирурга, посмотрел. Это сейчас есть лапароскопические тренажеры, и доктора учатся на искусственных пациентах. Но страшно не было: за 6 лет работы я много открытых операций провела и понимала, что тут – то же самое, только по-другому – через крошечный доступ, особенными инструментами.
А вот техническая сторона вопроса – с этим в середине 90-х было сложно. Лапароскопические стойки сами собирали, какие-то инструменты давали на апробацию представители фирм, что-то могла позволить себе купить больница – но недорогое, не лучшее. Вместо монитора телевизор из дома приносили, сеточки на иглы пришивали.
Мне есть с чем сравнить: сейчас в «Клинике Пасман» исполняют все желания хирургов – спрашивают, что нам нужно для быстрой и точной работы. Вовремя обновляют оборудование – это важно, ведь мы работаем с током в ограниченном пространстве, рядом органы – и их не отодвинешь. Надо быть осторожным и уверенным в своём инструменте. Теперь в нашем распоряжении и ультразвуковые скальпели, и самые современные коагуляторы для остановки кровотечений, и многое другое.
А тогда, в 1996 году, больше на интересе развивались: «Хотим работать, хотим пробовать!».
Почему хотелось?
Видели перспективы, за этим должно было быть будущее. Заболевания молодели: на операционный стол попадали совсем юные девушки 18-25 лет с миомами, с эндометриозом в тяжёлых формах, распространившимся на кишечник, на мочевой пузырь. Открытые операции грозили спайками, болями, бесплодием. Лапароскопия позволяла минимизировать риск осложнений и потом без проблем родить ребёнка. Так мы поняли, что надо её внедрять и развивать.
Как реагировали пациентки, когда узнавали, что они будут первые?
Я предупреждала: «На матку вы у нас будете первая. Не волнуйтесь, у меня большой опыт проведения таких открытых операций». И пациенты верили в нас, спасибо им за это. Страшно не было, мы командой оперировали. Хирурги уже успели отработать лапароскопические операции, правда, на «своих» органах – желудке, желчном пузыре. Но всё равно имели представление и были на подхвате.
Какие виды гинекологических операций сейчас в «Клинике Пасман» проводите?
Во-первых, делаем малые гинекологические операции – гистероскопии. Малыми их называем условно, ведь
гистероскопия может быть диагностической, а может оказаться сложной – сопровождаться выскабливанием, удалением больших полипов, миоматозных узлов.
Во-вторых, лапароскопии и лапаротомии. Примерно 99 % операций лапароскопические: на придатках, лечение трубного бесплодия, опухолей яичников либо доброкачественных образований. Сюда же относим операции на матке всех видов: миомэктомию с сохранением органа, тотальную гистерэктомию (полное удаление при болезни) и операции при выпадении матки – либо чисто влагалищным доступом, либо лапароскопически дополненные, сочетанные операции для лучшего эффекта и отсутствия рецидивов.
Открытые операции – лапаротомии с разрезом брюшной стенки – почти ушли в прошлое. Их проводим только по показаниям. Точно нужно делать, если обнаружено крупное образование – большая миома матки или другая опухоль. Удалять лапароскопически нецелесообразно: пока будем подбираться, отделять, извлекать по кусочкам – это сколько времени пройдёт? А пациентка под наркозом. Лучше предпочесть открытый доступ – это вопрос здоровья и здравого смысла.
Это классика. А есть принципиально новые операции?
Поступает много женщин после «старых» операций – с несостоятельными рубцами на матке, неэластичными, склонными к разрыву. Нужно делать коррекцию – открытым доступом травматично, а лапароскопия выручает.
Симультанные операции – тоже новое слово в хирургии. Дело в том, что оперативная гинекология связана с пограничными дисциплинами – урологией, общей хирургией. То есть у пациентки часто бывает сразу несколько заболеваний – вот их мы можем устранить через один лапароскопический доступ и за один наркоз. Срок восстановления тоже как после одной операции.
Кто главный в симультанных операциях?
Смотрим по состоянию. Если нужно удалить матку, но есть грыжа или киста в печени, то гинеколог главный, а хирург – сопутствующий. Если дополнительное заболевание – полип уретры, то уролог помогает. Но это условное деление, во время операции все на равных, ведь две головы всегда лучше одной.
Беременных часто приходится оперировать?
К счастью, нет. Сейчас принято планировать беременность: женщина ещё до того, как стать мамой, проходит обследование. И если есть хирургические патологии, то мы стараемся их заранее устранить.
Бывает, что заболевание впервые выявляется во время беременности, такое случается с эндометриоидными кистами или дермоидными кистомами. На врачебном консилиуме в индивидуальном порядке обсуждаем размеры образования и его риски для течения плодоношения и родов. Если есть уверенность, что проблемы не возникнут (а мы благодаря опыту можем это предсказать с высочайшей точностью) – не будем трогать маму, подождем рождения малыша.
Как быстро можно вернуться к привычной жизни после лапароскопической операции?
Очень быстро! Разрезов нет, только маленькие проколы – поэтому и боли практически нет. Да и анестезиологи творят чудеса – используют такие наркозные препараты, после которых можно вставать и идти без всяких головокружений.
Считается, после лапароскопии восстановление идёт в 2 раза быстрее, чем после аналогичной открытой операции, но наши женщины уже в первые часы рвутся на работу, говорят: «Доктор, да у меня ничего не болит». Но зачем рисковать? Мы настаиваем хотя бы на сутках наблюдения в стационаре (при больших объёмах операции – 2-3 дня). Это сводит к минимуму возможность осложнений.
В стационаре «Клиники Пасман» пациентка находится под командным медицинским контролем. Неотступно рядом дежурная сестра, готовая исполнить малейшую прихоть. Наблюдает лечащий врач, он же психологически настраивает на скорейшее выздоровление: оптимистки чувствуют себя здоровыми быстрее! Анестезиолог-реаниматолог внимательно следит за процессом восстановления: его задача – тонкая настройка всех систем, от кишечной до сердечной, он же учит выполнять дыхательную гимнастику против застойных явлений.
А мамой как скоро можно стать после операции?
Зависит от изначальной проблемы. Если мы просто коагулировали очаги эндометриоза, рассекали спайки, то планировать беременность легко уже со следующего цикла. А когда выполнялась сложная миомэктомия, то иногда и через год только можно беременеть. Это не прихоть врача, а необходимость – важно, чтобы восстановились функции органов, чтоб рубец стал состоятельным.
Точно одно: если перед хирургом «Клиники Пасман» стоит задача подарить пациентке шанс на материнство, то он это сделает.
Как считаете, ваша детская мечта – о романтичной профессии доктора – исполнилась?
Думаю, что я стала тем врачом, которым мечтала. Моральное удовлетворение от работы получаю колоссальное! Физически – это тяжёлый труд, многочасовые приёмы, сложные операции, но когда на следующий день больной встречает тебя словами: «Доктор, спасибо, у меня всё отлично!», ты забываешь об усталости, радуешься и к следующему пациенту идёшь воодушевлённый тем, что можешь помочь. И помогаешь!
