В июне 2013 года в «Клинике Пасман» открыто новое хирургическое направление – детская челюстно-лицевая хирургия. Первую операцию этого направления в «Клинике Пасман» провела Елена Владимировна Носкова, челюстно-лицевой хирург, врач высшей категории.
Елена Владимировна, по Вашему мнению, отличается ли проведение детских челюстно-лицевых операций в больших государственных клиниках и в частной «Клинике Пасман»?
Конечно, различия есть. В основном они касаются не уровня хирургической помощи, а сервиса. Представляете, экстренного больного привозит скорая помощь. В «Клинике Пасман» этот ребенок вместе с родителем попадает в отдельную палату, которая отличается от хорошего гостиничного номера только обилием медицинской аппаратуры и специальной кроватью. В палате есть кондиционирование, регулярно проводится бактерицидная обработка. Конечно, больница скорой помощи не может обеспечить каждому пациенту такие условия. Мы понимаем, что ребенок может получить травму в состоянии ОРВИ, других сопутствующих заболеваний. И не исключено, что дети, и без того ослабленные травмой, в общей палате могут войти в контакт с дополнительной инфекцией. Мы знаем, насколько высока загрузка в больницах скорой помощи. У хирургов существует даже представление о сезонности детских травм и потребности в экстренной помощи. И все дети лежат в общей палате – при такой загрузке больницы не в состоянии организовать иные условия.
Если речь идет о плановых операциях – здесь тоже имеет значение комфорт в палате, повышенное индивидуальное внимание персонала, возможность родительской поддержки, тепла и ухода.
Кроме того, у нас меньше список анализов на инфекции, поскольку палата у пациента отдельная, риски взаимного заражения детей отсутствуют.
Родителей волнует не только сам факт хирургического вмешательства, но и то, что ребенок боится и нервничает, что он получит общий наркоз, и неизвестно, как он это перенесет и какие могут быть последствия.
Конечно, мы понимаем все страхи и волнения. И работаем с этими страхами, вместе с анестезиологом. Ребенку объяснять все это, непонятное для него, не надо долго. Совсем малюток мы просто берем на руки, разговариваем, успокаиваем и несем в операционную. С детьми постарше мы договариваемся, - сейчас мы пойдем вместе, мама нас подождет, а потом вот здесь укусит комарик, а потом ты заснешь, а когда проснешься – мы вместе пойдем к маме. С еще более старшими – свои разговоры. Главное – не сеять сомнений, наоборот передать уверенность, что результат будет отличный. И это работает. Наверное, ребенок интуитивно чувствует, кто ему хочет и может помочь…
Родителям рассказываем, какой наркоз будем использовать. В Клинике Пасман используются исключительно современные, зарекомендованные во всем мире препараты – пропофол и севоран. Эти анестетики безвредны даже для малышей. После такого наркоза пациенты просыпаются в течение 4-5 минут в комфортном состоянии, даже после длительных операций.
Алексей Анатольевич Бутич, анестезиолог с огромным опытом проведения наркоза малышам, так говорит о методиках, реализуемых в «Клинике Пасман»:
– С использованием современных технологий в анестезии миновала еще одна опасность – передозировка препарата для наркоза. В нашей клинике используют наркозные установки Draeger, которые используют ведущие клиники во всем мире. Установки проходят многоуровневое тестирование, поэтому мы можем быть уверены в их надежности. Системы Draeger позволяют проводить целевой наркоз - определять точное количество и скорость введения препарата, необходимые для проведения операции. Здесь учитывается возраст ребёнка, состояние здоровья, его опыт предыдущих анестезий, индивидуальная непереносимость лекарственных препаратов и множество других факторов.
После операции мы даем пациенту возможность мобилизовать все ресурсы организма - это одно из положений методики быстрой реабилитации – «fast track», которую мы используем во время интенсивной терапии.
Что же такое «fast track» и почему он позволяет пациенту быстрее встать на ноги?
Во-первых, не всегда и не всякую боль надо подавлять. Родители всегда спрашивают, будет ли ребенку больно, когда закончится наркоз. Боль – это сигнал бедствия, который формирует организм, чтобы мобилизовать свои природные защитные силы. Если мы полностью заблокируем, заглушим эти сигналы бедствия, не пропустим их в головной мозг – мозг не услышит, и не даст команду на внутреннюю борьбу за восстановление организма. Получается, что в этой ситуации пациент устраняется из борьбы за свое скорейшее восстановление, оставляя задачу только врачу и лекарствам.
В третьих, чтобы рана быстрее зарастала, организму нужен белок. В нашей клинике прооперированные пациенты обязательно получают белковые коктейли, это входит в программу реабилитации.
С детьми организовать «fast track» еще проще, чем со взрослыми. Боль ушла – и у ребенка все хорошо, он физически активен, у него работает установка «я здоров». Ребенок, в отличие от взрослых, не впадает в меланхолию и другие негативы. У него нет предубеждений и необоснованных опасений – как бы чего не случилось.
Молодость хирурга часто ставят ему в упрек. Родители с легким сердцем доверяют Вам своих детей? Как вообще приходят в тяжелейшую и ответственную профессию челюстно-лицевого хирурга? И кто это в основном – мужчины или женщины?
Это скорее женская профессия. Наверное, потому, что нужна ювелирность в работе с лицом. Разрез в лишний сантиметр, к примеру, на детской попе останется незамеченным, а вот лишний сантиметр на лице может обойтись очень дорого… Я всегда делаю косметические швы, хотя это дольше и сложнее. И не всегда родители меня об этом просят. Но хочется, чтобы травма или дефект не оставили отпечатка на дальнейшей жизни ребенка, не наложили на него ограничений и комплексов. И не повлекли повторных операций.
А по поводу возраста хирургов – например, возьмем меня. Я сделала свою первую операцию 14 апреля 2000 года, еще будучи интерном. Моя кандидатская диссертация тоже из этой области, она была посвящена проблемам височно-нижнечелюстных суставов. За 13 лет в челюстно-лицевой хирургии у меня были возможности много-много оперировать. Думаю, операций вместе с хирургическими манипуляциями было около 14 000. Причем, были пациенты с самыми серьезными травмами. Я оперировала мальчика, который получил травмы винтом от моторной лодки. Мы собирали ему лицо 6 часов. Но количество проведенных хирургом операций не ведет к автоматизму, каждая ситуация уникальна. Подход конвейера исключен.
А вообще – работа с детьми – очень благодарная. В том смысле, что дети дают хороший отклик на усилия врача. А в этом и есть смысл всех наших душевных и физических затрат – увидеть прекрасный результат.
Получается – если УЗИ выявило врожденный дефект в челюстно-лицевой области – не надо отчаиваться, вы можете полностью его выправить? С какого возраста нужно начинать?
Да, конечно, при сегодняшнем уровне развития хирургии устранить можно практически любой дефект. К сожалению, не могу сказать, что все это просто. Родителям таких деток надо набраться терпения и настроиться на лечение в нескольких этапов. Врожденные дефекты губы оперируют примерно с 3 месяцев, нёба – с 9 месяцев. Мы смотрим ребенка и уже после этого назначаем дату операции. Важно развитие ребенка, вес, гемоглобин, другие параметры. Иногда приходится отложить операцию, чтобы привести организм пациента в оптимальное для операции состояние. Во время первой консультации уже можно определить объем работы, и соответственно – затраты на проведение операции.
Уровень оснащенности нашей Клиники высокий – оборудование, инструменты, шовный материал, иглы, другие расходные материалы – все соответствует мировым стандартам. Все закупается у западных производителей. Понятно, что при этом стоимость операций не может быть низкой. Но в «Клинике Пасман» нет политики «задирания цен». Мы отталкиваемся от себестоимости услуг при заданном высоком уровне их качества.